Столярный клей, книга о ботве, санки, бидон и другие символы блокады

Хлеб­ные кар­точ­ки

Кар­точ­ка в бло­кад­ном Ле­нин­гра­де — глав­ный до­ку­мент, ко­то­рый да­вал пра­во ку­пить про­дук­ты по го­су­дарс­твен­ным це­нам. На листе бу­ма­ги с от­пе­ча­тан­ны­ми та­ло­на­ми бы­ло ука­за­но, сколь­ко грам­мов и ка­ких про­дук­тов мож­но по ним по­лу­чить.

В и­юле 1941 го­да по­яв­ле­ние кар­то­чек не выз­ва­ло па­ни­ки: иног­да хлеб по нор­ме не вы­ку­пал­ся пол­ностью. Кру­пы́ в за­ви­си­мос­ти от со­ци­аль­но­го ста­ту­са по­ла­га­лось тог­да от 1 до 2 ки­лог­рам­мов в ме­сяц, мя­са — от 600 грам­мов до 2,2 ки­ло­грам­ма. Од­на­ко сим­во­лом бло­ка­ды ста­ла хлеб­ная кар­точ­ка с нор­мой хле­ба для иж­ди­вен­цев (не­ра­бо­та­ющих граж­дан), слу­жа­щих и де­тей до 12 лет — 125 грам­мов в день. Та­кой нор­ма­тив был ус­та­нов­лен уже 20 но­яб­ря 1941 го­да, че­рез пол­то­ра ме­ся­ца пос­ле на­ча­ла бло­ка­ды. До ян­ва­ря 1942 го­да месячная нор­ма вы­да­чи жи­ров для ра­бо­чих и ин­же­нер­но-тех­ни­чес­ких ра­бот­ни­ков (ИТР) сос­тав­ля­ла 600 грам­мов, для слу­жа­щих — 250 грам­мов, для иж­ди­вен­цев — 200 грам­­мов; са­ха­ра и кон­ди­тер­ских из­де­лий ра­бочим и ИТР в месяц по­ла­га­лось выда­вать 1,5 ки­лог­рам­ма, слу­жа­щим — 1 ки­лог­рамм, иж­ди­вен­цам — 800 грам­мов, а де­тям до 12 лет — 1,2 ки­лог­рам­ма.

Вы­дачу про­дук­тов по кар­точ­кам ста­ли за­дер­жи­вать уже в ок­тяб­ре 1941 го­да. В кон­це но­яб­ря на­ча­лась па­ни­ка, по­тому что в ма­га­зи­нах не­воз­мож­но бы­ло ку­пить ни жи­ров, ни мя­са. В ян­ва­ре 1942 го­да воз­ник­ли пе­ре­бои с хле­бом. Из-за от­сутс­твия во­ды прек­ра­ти­ли ра­бо­тать хле­бо­за­во­ды. Оче­ре­ди за хле­бом рас­тя­ну­лись на нес­коль­ко су­ток, хлеб на­ча­ли вы­да­вать му­кой. «По­лу­ча­ет че­ло­век му­ку, са­дит­ся, по­то­му что от ус­та­лос­ти ид­ти… не мо­жет, и хва­та­ет из ме­шоч­ка эту му­ку и пря­мо ее ест…» — вспо­ми­нал ле­нин­гра­дец Алек­сандр Ти­хо­нов. 

Кар­точ­ная сис­те­ма час­то пред­по­ла­га­ла за­ме­ны од­них про­дук­тов на дру­гие: вмес­то са­хара на те же та­лоны мож­но бы­ло по­лучить кон­ди­тер­ские из­де­лия или ка­као, вмес­то мас­ла — жир или да­же се­лед­ку.

Сан­ки

 Хо­лод­ные ме­ся­цы в бло­кад­ном Ле­нин­гра­де сан­ки ста­ли ос­нов­ным тран­спорт­ным средс­твом: трам­ваи и трол­лей­бу­сы в го­ро­де сто­яли из-за де­фи­ци­та элек­тро­энер­гии. На сан­ках пе­ре­во­зи­ли ве­щи, на них вез­ли лю­дей в боль­ни­цы, их ис­поль­зо­ва­ли для пе­ре­воз­ки по­гиб­ших к мес­там за­хо­ро­не­ний. «Ес­ли ре­бе­нок вы­со­ко­го рос­та, ему под­ги­ба­ют но­ги, при­тя­ги­ва­ют их ве­рев­кой к бед­рам, что­бы те­ло умес­ти­лось и на не­боль­ших сан­ках», — за­пи­сал в сво­ем днев­ни­ке 13 ян­ва­ря 1942 го­да ин­же­нер Лев Хо­дор­ков. На сан­ки мог­ли по­ло­жить два тру­па. «Я ви­дел, ко­то­рые вез­ли сра­зу от­ца и мать», — вспо­минал врач Аркадий Коро­вин. Если у са­нок бы­ла спин­ка, умер­ше­го вез­ли в си­дячем по­ложе­нии. 

На дет­ских сан­ках, узень­ких, смеш­ных,
в кас­трюль­ках во­ду го­лу­бую во­зят,
дро­ва и скарб, умер­ших и боль­ных…

Оль­га Бер­ггольц

Ин­же­нер Ва­си­лий Чек­ри­зов пи­сал в днев­ни­ке про сан­ки с мер­твы­ми, «ко­то­рые ни­ког­да ни один ле­нин­гра­дец не за­бу­дет». А вот как об этом вспо­мина­ла учи­тель­ни­ца Софья Са­гов­ская:

«Страш­но вспо­ми­нать зи­му 1941 го­да! …Трес­ку­чий мо­роз. Ртуть в тер­мо­мет­ре приб­ли­жа­ет­ся к 40°. Под но­га­ми или лед от про­ли­той во­ды, ко­то­рую при­хо­дит­ся тас­кать вед­ра­ми, или ог­ром­ные суг­ро­бы сне­га, ко­то­рые не­ко­му уби­рать… Как за­кол­до­ван­ные чу­до­ви­ща в ска­зоч­ном сне, сто­ят об­ле­де­нев­шие трам­ваи. Длин­ны­ми бе­лы­ми ни­тя­ми сви­са­ют обор­ван­ные про­во­да. По ут­рам ве­ре­ни­цей тя­нут­ся сан­ки с мер­тве­ца­ми в бе­лых са­ва­нах. Идешь, а до­ро­га тя­нет­ся; ка­жет­ся, нет и не бу­дет ей конца».

Коп­тил­ка

В сен­тяб­ре 1941 го­да в до­мах бы­ло зап­ре­ще­но поль­зо­вать­ся элек­троп­ри­бо­ра­ми, в де­каб­ре су­точ­ная вы­ра­бот­ка элек­тро­энер­гии сок­ра­ти­лась в семь раз. Поз­же жи­лые до­ма во­об­ще бы­ли ис­клю­че­ны из спис­ка объ­ек­тов, ку­да по­да­ет­ся свет. Ос­ве­тить свои жилища бло­кад­ни­ки пы­та­лись при по­мо­щи коп­ти­лок.

«Коп­тил­ки де­ла­лись из лю­бых ма­лень­ких ба­но­чек, на­ли­ва­ли ке­ро­син и за­жи­га­ли фи­тиль — она коп­тит. Элек­три­чес­тва так и не бы­ло, а на за­во­дах элек­тро­энер­гию по­да­ва­ли в оп­ре­де­лен­ное вре­мя, по ча­сам, толь­ко на те учас­тки, где без то­ка ни­как».

Из вос­по­мина­ний Ли­дии Смо­ро­ди­ной, в 1941 году — школь­ни­цы

В коп­тил­ку кро­ме ке­роси­на, ко­торый был де­фици­том, на­ли­ва­лась и лю­бая дру­гая жид­кость, спо­соб­ная го­реть, нап­ри­мер средс­тво для очис­тки де­ре­вян­ных по­ли­ро­ван­ных пред­ме­тов, «па­ро­вое мас­ло». По кар­точ­кам ке­росин по­явил­ся вес­ной 1942 го­да, все­го до лит­ра в ме­сяц. Коп­тил­ки заг­ряз­ня­ли ком­на­ты, ко­поть по­яв­ля­лась на сте­нах, по­тол­ках и по­лу. К это­му еще при­бав­лял­ся неп­ри­ят­ный за­пах.

«Я чувс­тво­ва­ла, что уми­раю, но сда­вать­ся не хо­те­ла. Я взя­ла лист бу­ма­ги, кисть и, уви­дев се­бя в ма­лень­ком зер­каль­це, ре­ши­ла ри­со­вать то, что ви­жу, лишь бы ри­со­вать. Коп­тил­ка сла­бо мер­ца­ла, а я уже ув­лек­лась и не хо­те­ла ду­мать о смер­ти. По­ка я во­ди­ла кистью, прош­ла ночь».

Из вос­по­мина­ний ху­дож­ни­цы Еле­ны Мар­тти­лы

Кни­ги о бот­ве

В 1942 го­ду в го­ро­де по­яви­лись пла­ка­ты для на­се­ле­ния с со­ве­та­ми, как луч­ше го­то­вить­ся к сле­ду­ющей бло­кад­ной зи­ме, где хра­нить ово­щи; вы­пус­ка­лись кни­ги по те­ме. Нап­ри­мер, «Ле­низ­дат» опуб­ли­ко­вал сбор­ник ре­цеп­тов из бот­вы.

В кни­ге от­ме­чалось, что, к при­меру, в бот­ве ре­ди­са со­дер­жит­ся 200 мил­ли­грам­мов ви­та­ми­на С на 100 грам­мов сы­рой мас­сы:

«Бот­вой на­зы­ва­ют­ся зе­ле­ные час­ти — листья и стеб­ли ого­род­ных рас­те­ний, куль­ти­ви­ру­емых толь­ко ра­ди кор­ней, клуб­ней, лу­ко­виц или пло­дов. Та­ко­вы: свек­ла, ре­па, го­рох, фа­соль, бо­бы, ре­дис­ка, редь­ка, брюк­ва, тык­ва, сель­де­рей, ка­пус­та, мор­ковь, огур­цы, зем­ля­ни­ка, лук, хрен, чес­нок, ре­вень и др.
     <…>
     Из бот­вы мож­но при­го­то­вить це­лый ряд вкус­ных и аро­мат­ных пер­вых блюд (бор­щи, щи, су­пы, пю­ре­об­раз­ные су­пы, овощ­ные су­пы в ком­би­на­ции с кру­па­ми, хо­лод­ные су­пы) и вто­рых блюд (ту­ше­ная бот­ва в мас­ле и под со­уса­ми, ком­би­ни­ро­ван­ные с кру­па­ми и му­кой кот­ле­ты, би­точ­ки, за­пе­кан­ки, оладьи и т. п.)».

С нас­туп­ле­ни­ем теп­ла жи­те­ли го­ро­да со­би­ра­ли кор­ни по­до­рож­ни­ка, ро­маш­ку, ло­пух, да­же во­до­рос­ли, по­то­му что ово­щи бы­ли боль­шой ред­костью. Край­не це­нил­ся лук — как ис­точник ви­та­ми­на С и «улуч­ши­тель вку­са». Кра­пи­ву ле­том мож­но бы­ло встре­тить толь­ко за го­ро­дом, в са­мом Ле­нин­гра­де ее сра­зу же об­ры­ва­ли, лишь толь­ко листья по­яв­ля­лись из-под зем­ли.

«…За­ехал на Смо­лен­ский ры­нок… Бот­ва свек­лы, мор­ков­ки, тур­неп­са и др. про­да­ва­лась в ларь­ках и де­ше­во (1 руб. кг), но оче­ре­ди боль­шие… на­род мно­го по­ку­па­ет ее для за­сол­ки».

Из вос­по­мина­ний ин­же­нера Ва­си­лия Чек­ри­зо­ва

Щи из хря­пы

Блю­до се­зон­ное. Мож­но го­то­вить толь­ко осенью. Ку­пи­те на рын­ке ниж­ние зе­ле­ные листья, ос­тав­ши­еся пос­ле сня­тия ка­пус­ты. На ого­ро­де их не най­де­те, так как хо­зя­ева сни­ма­ют не толь­ко ка­пус­ту, но и ниж­ний зе­ле­ный лист. Ка­пус­тный лист очень мел­ко пок­ро­ши­те и опус­ти­те в хо­лод­ную во­ду. По­со­ли­те. Ва­рить на­до очень дол­го. Ес­ли есть ка­кая-ни­будь кру­па, то зап­ра­вь­те. Да­же при дли­тель­ной вар­ке ка­пус­тные листья очень жес­тки и хрус­тят на зу­бах, по­че­му и по­лу­чи­ли наз­ва­ние «хря­па».

Из «Очер­ков о бло­каде Ле­нин­гра­да» вра­ча Зи­на­иды Иг­на­тович

Сто­ляр­ный клей

 «Пи­ще­вые за­ме­ни­те­ли» — так на­зы­ва­ли все ма­те­ри­алы и ве­щес­тва, ко­то­рые шли в пи­щу в бло­кад­ном Ле­нин­гра­де вмес­то про­дук­тов, — от жмы­ха (ду­ран­ды) до клея, от цел­лю­ло­зы до хвои.

В Фи­зи­ко-тех­ни­чес­ком ин­сти­ту­те уче­ные вы­яс­ня­ли, как по­лу­чить пи­ще­вое мас­ло из ла­кок­ра­соч­ных про­дук­тов; в Ле­со­тех­ни­чес­кой ака­де­мии из цел­лю­ло­зы из­вле­ка­ли бел­ко­вые дрож­жи, из ко­то­рых по­том кон­ди­тер­ская фаб­ри­ка име­ни Ми­ко­яна де­ла­ла раз­ные блю­да.

«Ду­ран­да спа­са­ла ле­нин­град­цев в оба го­ло­да. Впро­чем, мы ели не толь­ко ду­ран­ду. Ели сто­ляр­ный клей. Ва­ри­ли его, до­бав­ля­ли па­ху­чих спе­ций и де­ла­ли сту­день. Де­душ­ке (мо­ему от­цу) этот сту­день очень нра­вил­ся. Сто­ляр­ный клей я дос­тал в ин­сти­ту­те — 8 пли­ток. Од­ну плит­ку я дер­жал про за­пас: так мы ее и не съ­ели. По­ка ва­ри­ли клей, за­пах был ужа­са­ющий. (Пе­ре­даю пе­ро Зи­не  .) В клей кла­ли су­хие ко­ренья и ели с ук­су­сом и гор­чи­цей. Тог­да мож­но бы­ло как-то прог­ло­тить. Уди­ви­тель­но, я ва­ри­ла клей, как сту­день, и раз­ли­ва­ла в блю­да, где он зас­ты­вал».

Дмит­рий Ли­ха­чев, в 1941–1942 го­­дах — сот­рудник Ин­сти­тута рус­ской ли­тера­туры

Про­мыш­лен­ное сырье для упот­реб­ле­ния в пи­щу од­но вре­мя вы­да­ва­ли вмес­то еды на не­ко­то­рых пред­при­яти­ях Ле­нин­гра­да: это был сто­ляр­ный и обой­ный клей, са­ло и ва­зе­лин для спус­ка ко­раб­лей со ста­пе­лей, оли­фа, спирт для про­тир­ки сте­кол, па­то­ка для литья сна­ря­дов, цел­лю­ло­за, кос­тная му­ка из от­хо­дов про­из­водс­тва пу­го­виц, сы­ро­мят­ные рем­ни, под­мет­ки, са­пож­ная ко­жа, ка­зе­ин, ис­поль­зу­емый для из­го­тов­ле­ния кра­сок и плас­тмасс, гу­та­лин. В и­юне 1942 го­да вы­да­ча та­кого сырья бы­ла зап­ре­ще­на, но жи­те­ли го­ро­да про­дол­жа­ли по­ку­пать сто­ляр­ный клей на рын­ках.

За­лив­ное

Плит­ку (100 грамм) сто­ляр­но­го клея за­ма­чи­ва­ют хо­лод­ной во­дой. Че­рез нес­коль­ко ча­сов, ког­да клей на­бух­нет, до­бав­ля­ют во­ды до пя­ти­крат­но­го раз­ме­ра и ки­пя­тят на мед­лен­ном ог­не. По вку­су до­бав­ля­ют соль, и для от­душ­ки тух­ло­го за­па­ха мож­но до­ба­вить пе­рец, лав­ро­вый лист и пр. Пос­ле по­лу­ча­со­во­го ки­пя­че­ния жид­кость вы­ли­ва­ют в плос­кую по­су­ду и ста­вят в хо­лод­ное мес­то. Че­рез 3–4 ча­са за­лив­ное го­то­во. Ес­ли есть ук­сус — по­лей­те им, но и так вкус­но. 

Из «Очер­ков о бло­каде Ле­нин­гра­да» вра­ча Зи­на­иды Иг­на­тович

Ме­ню пос­ле вой­ны

 «Ме­ню пос­ле го­лодов­ки, ес­ли я ос­та­нусь жива.
     1-е блю­да. Су­па: кар­то­фель­ный с гри­бами, ов­ся­ный, пер­ло­вый, щи кислые с мясом.
     2-е блю­да. Ка­ши: ов­ся­ная с мас­лом, пшен­ная, пер­ло­вая, греч­не­вая, рисовая, ман­ная. Мяс­ные блю­да: кот­ле­ты с пю­ре, со­сис­ки с пю­ре. Или с ка­шей.
    Об этом я и не меч­таю, т[ак] к[ак] до это­го нам не до­жить!»

Это ме­ню, на­писан­ное Ва­лей Чеп­ко во вре­мя бло­кады, дол­гое вре­мя счи­талось од­ной из пос­ледних за­писей де­воч­ки, жив­шей в Ле­нин­гра­де. Предполагалось, что Ва­ля по­гиб­ла в фев­ра­ле 1942 го­да. Тем не ме­нее ей уда­лось до­жить до эва­ку­ации и пе­режить вой­ну. В кон­це ян­ва­ря 1942 го­да Ва­лю Чеп­ко, по­лучив­шую ра­нение во вре­мя обс­тре­ла го­рода, эва­ку­иро­вали в Во­логод­скую об­ласть по До­роге жиз­ни. За­тем она вер­ну­лась в Бе­лорус­скую ССР, от­ку­да при­еха­ла до вой­ны в Ле­нин­град, окон­чи­ла Мин­ский уни­вер­си­тет, ста­ла док­то­ром на­ук, про­фес­со­ром и за­веду­ющей ка­фед­рой ис­то­рии Бе­лорус­ской ССР. Ва­лен­ти­на Чеп­ко умер­ла в 2004 го­ду.

Во­об­ще в бло­кад­ном Ле­нин­гра­де де­ти ред­ко го­во­ри­ли о чем-то, кро­ме еды. Трех­лет­ний го­лод­ный ре­бе­нок на­шел дома ук­сус и, вы­пив его, умер — об этом часто рассказывают бло­кад­ни­ки. «Я ус­тро­илась в дет­ский дом пре­по­да­вать… Де­ти бы­ли го­лод­ны, им бы­ло не до за­ня­тий», — вспо­ми­на­ла учи­тель­ни­ца Алла Бе­зоб­ра­зо­ва.

«В де­каб­ре 1941 го­да нор­мы вы­да­чи хле­ба опять уре­за­ли: на дет­скую кар­точ­ку да­ва­ли 100 грамм, на ра­бо­чую 300, слу­жа­щим 250. Ва­ри­ли сту­день из сто­ляр­но­го клея, при­ду­мы­ва­ли что-то еще». 

Из воспоминаний Тать­яны Фаб­ри­ци­евой (Андри­ев­ской)

Кро­ме скуд­ной еды по кар­точ­кам де­ти бло­кад­но­го Ле­нин­гра­да вспо­ми­на­ют сре­ди сво­его «ме­ню» ко­фе из зем­ли и кот­ле­ты из папье-ма­ше.

В 1942 го­ду в го­ро­де в ка­чес­тве но­во­год­них праз­днеств про­во­ди­лись ел­ки для де­тей. Би­лет на ел­ку сто­ил 5 руб­лей, бес­плат­но они да­ва­лись де­тям из се­мей во­ен­нос­лу­жа­щих и пен­си­оне­ров. Ел­ки про­хо­ди­ли в театрах, в До­ме уче­ных и До­ме Крас­ной ар­мии, час­то в шко­лах. Но де­ти боль­ше жда­ли от елок уго­ще­ний, а не раз­вле­че­ний.

«В. Пе­тер­сон по­лу­чи­ла на ел­ке дрож­же­вой суп, мяс­ную кот­ле­ту с вер­ми­шелью и ком­пот из су­хоф­рук­тов, Ю. Бай­ков — суп из че­че­ви­цы, две кот­ле­ты с ма­ка­ро­на­ми и же­ле. О. Со­ловь­ева — та­рел­ку су­па, кот­лет­ку с ма­ка­ро­на­ми и кон­фе­ту. М. Ти­хо­ми­ров — „кро­шеч­ный гор­шо­чек су­па“, 50 грам­­мов хле­ба, кот­ле­ту с гар­ни­ром из пше­на и же­ле. Е. Му­хи­на — суп-рас­соль­ник, зап­рав­лен­ный греч­не­вой ка­шей, боль­шую мяс­ную кот­ле­ту с не­боль­шой пор­ци­ей („две сто­ло­вых лож­ки“) греч­ки, прип­рав­лен­ной со­усом, же­ле из со­ево­го мо­ло­ка».

Из книги Сергея Ярова «Повседневная жизнь блокадного Ленинграда»

Дет­ские иг­руш­ки

В на­ча­ле вой­ны в Ле­нин­гра­де бы­ло 2,6 мил­ли­она жи­те­лей, сре­ди них — око­ло 500 ты­сяч де­тей. К на­ча­лу ав­гус­та 1941 го­да из Ле­нин­гра­да эва­ку­иро­ва­лось бо­лее 300 ты­сяч де­тей: часть у­еха­ла в Уд­мурт­скую, Баш­кир­скую и Ка­зах­скую рес­пуб­ли­ки, в Ярос­лав­скую, Ки­ров­скую, Во­ло­год­скую и другие об­лас­ти. Око­ло 175 ты­сяч де­тей бы­ли вы­ве­зе­ны из го­ро­да в юж­ные и юго-вос­точ­ные сель­ские рай­оны Ле­нин­градской об­лас­ти — однако ту­да приб­ли­жа­лись не­мец­кие вой­ска, и де­тей приш­лось вер­нуть в го­род.

«На­ча­лась вто­рая, так на­зы­ва­емая го­род­ская эва­ку­ация. Счи­та­ли, что от­прав­ля­ют нас на три ме­ся­ца, че­рез три ме­ся­ца мы ра­зобь­ем Гер­ма­нию. Мес­то на­ше­го наз­на­че­ния был го­род Омск. Еха­ли мы по Се­вер­ной же­лез­ной до­ро­ге. Отъ­еха­ли мы не­да­ле­ко, вста­ли где-то. Прос­мат­ри­ва­лись ка­кие-то по­ля и зда­ния. Бы­ло тем­но, ночь. На рель­сах ря­дом с на­шим по­ез­дом сто­яли цис­тер­ны, гро­мад­ные бом­бы, ес­ли бы это взор­ва­лось, от нас бы ни­че­го не ос­та­лось. Сто­им час, два. Глу­бо­кой ночью раз­да­лись выс­тре­лы. Вид­но, идет цепь лю­дей, и стре­ля­ют — прор­ва­лись нем­цы. Бе­жит че­ло­век в фор­ме же­лез­но­до­рож­ни­ка и кри­чит: „Эва­ку­иро­ван­ные, вы­хо­ди­те из ва­го­нов, бе­ги­те в степь, уво­ди­те де­тей, сей­час здесь бу­дет ад!“ Ма­ма по­том мне рас­ска­зы­ва­ла, что уз­на­ва­ла судь­бу на­ше­го эше­ло­на, и ей ска­за­ли, что эше­лон по­гиб, а тех де­тей, ко­то­рые бе­жа­ли в степь, расс­тре­ля­ли нем­цы».

Из воспоминаний Вла­ди­мира Беднен­ко

До 27 ав­гус­та, по­ка еще дей­ство­ва­ло же­лез­но­до­рож­ное со­об­ще­ние с Боль­шой зем­лей, из го­ро­да у­еха­ло око­ло 220 ты­сяч де­тей. В 1942 го­ду че­рез Ла­дож­ское озе­ро бы­ло эва­ку­иро­ва­но еще око­ло 130 ты­сяч де­тей. Часть де­тей ос­та­ви­ли с со­бой ро­ди­те­ли, ко­торые не хо­те­ли или не мог­ли эва­ку­иро­вать­ся са­ми.

Пос­ле вой­ны в Му­зей бло­кады и обо­роны Ле­нин­гра­да бы­ли пе­реда­ны иг­рушки, с ко­торы­ми де­ти не рас­ста­вались ни во вре­мя бом­бе­жек, ни при эва­ку­ации. А в 2003 го­ду со дна Ла­дож­ско­го озе­ра под­ня­ли иг­рушки, ко­торые про­лежа­ли там поч­ти 60 лет пос­ле то­го, как бар­жу, пе­рево­зив­шую де­тей на Боль­шую зем­лю, раз­бомби­ла не­мец­кая ави­ация.

Ко­те­лок

Да­же в ус­ло­ви­ях обо­ро­ны Ле­нин­гра­да войска по­лу­ча­ли по­вы­шен­ный па­ек. С 1 ок­тяб­ря 1941 го­да на передовой Лен­фрон­та в день на че­ло­ве­ка выдавалось 800 грам­мов хле­ба, 150 грам­мов мя­са, 140 грам­мов кру­пы, ма­ка­ро­ны, са­ло, мас­ло, са­хар, пол­ки­ло ово­щей и кар­то­фе­ля. Нор­ма ты­ло­вых час­тей в день была меньше: 600 грам­мов хле­ба, 75 грам­мов мя­са, 79 грам­мов кру­пы, 400 грам­мов кар­то­фе­ля и ово­щей, 20 грам­мов са­ха­ра, рас­ти­тель­ное мас­ло и т. д.

В час­тях пи­ща го­то­ви­лась в ба­таль­он­ных кух­нях и дос­тав­ля­лась вой­скам в го­ря­чем ви­де, как пра­ви­ло, два ра­за в сут­ки: один раз на рас­све­те и вто­рой раз ве­че­ром, с нас­туп­ле­ни­ем тем­но­ты. В про­ме­жут­ке меж­ду при­ема­ми го­ря­чей пи­щи вы­да­ва­ли хо­лод­ные зав­тра­ки: хлеб, ва­ре­ное мя­со или кон­сер­вы, от­ва­рен­ный в ко­жу­ре кар­то­фель и дру­гие про­дук­ты.

Ко­те­лок во вре­мя вой­ны ас­со­ци­иро­вал­ся не толь­ко с едой, но и с бе­зо­пас­но­стью. Во­ди­те­ли ав­то­мо­биль­ных вой­ск, со­вер­шав­шие за сут­ки несколько рей­сов, под­ве­ши­ва­ли котелок к стен­ке ка­би­ны, чтобы он гре­мел и бил по го­ло­ве, не давая уснуть.

Би­дон

Нех­ват­ка во­ды — од­на из глав­ных проб­лем бло­кад­но­го Ле­нин­гра­да. Ча­ще все­го бом­бежкам под­верга­лись имен­но во­доп­ро­вод­ные стан­ции и очис­тные со­ору­жения: так, на Глав­ную во­доп­ро­вод­ную стан­цию бы­ло сбро­ше­но 55 фу­гас­ных бомб, на Юж­ную — 955 ар­тил­ле­рий­ских сна­ря­дов.

К кон­цу 1941 го­да в го­ро­де кон­чи­лось топ­ли­во, на­сос­ные стан­ции боль­ше не мог­ли нор­маль­но ра­бо­тать. К на­ча­лу 1942 го­да во­да вообще пе­рес­та­ла течь из кра­нов. За во­дой шли к ре­кам и ка­на­лам. Жи­тели Ле­нин­гра­да вспо­мина­ют в «Бло­кад­ной кни­ге»:

«„Мы на ко­ле­ноч­ки вста­ва­ли око­ло про­ру­би и чер­па­ли во­ду вед­ром. Я с па­пой всег­да хо­ди­ла, у нас вед­ро бы­ло и боль­шой би­дон. И вот по­ка до­ве­зем эту во­ду, она, ко­неч­но, уже в лед прев­ра­ща­ет­ся. При­но­си­ли до­мой, от­таи­ва­ли ее. Эта во­да, ко­неч­но, гряз­ная бы­ла. Ну, ки­пя­ти­ли ее. На еду нем­нож­ко, а по­том на мытье на­до бы­ло. При­хо­ди­лось ча­ще хо­дить за во­дой. И бы­ло страш­но сколь­зко. Спус­кать­ся вниз к про­ру­би бы­ло очень труд­но. По­то­му что лю­ди очень сла­бые бы­ли: час­то на­бе­рет во­ду в вед­ро, а под­нять­ся не мо­жет. Друг дру­гу по­мо­га­ли, та­щи­ли вверх, а во­да опять про­ли­ва­лась“.
     <…>
     „А за во­дой на сан­ки ста­вишь два вед­ра и ков­шик, едешь на Не­ву по Боль­шо­му прос­пек­ту, 20-й ли­нии, к Гор­но­му ин­сти­ту­ту. Там спуск к во­де, про­рубь, и чер­па­ешь в вед­ра во­ду. А вверх под­нять са­ни с во­дой по­мо­га­ем друг дру­гу. Бы­ва­ет, по­ло­ви­ну пу­ти прой­дешь и ра­золь­ешь во­ду, са­ма вы­мок­нешь и сно­ва идешь, мок­рая, за во­дой…“».

До ле­та 1942 го­да ле­нин­град­цам при­ходи­лось брать во­ду из рек или рас­тапли­вать снег и лед с крыш до­мов. Позже во­дос­набже­ние квар­тир бы­ло вос­ста­нов­ле­но, но не вы­ше пер­вых эта­жей, по­это­му, чтобы умыться или набрать воды, жи­тели со­бира­лись у кра­нов во дво­рах.  

Источники