Фронтовики

"Под Орлом получил боевое крещение"

        Наш герой Владимир родился в деревне Бубново в 1924 году, рос в деревне Кобылино (Роща) у бабушки, ходил со   сверстниками в школу, бегал по берегам Кашинки, помогал как мог по хозяйству. Рос, мужал, верил в свою судьбу и  не знал,   какой страшной она окажется для его поколения.

       В то лето 41-го года в одночасье почувствовал себя взрослым и сильным, когда его, совсем юного, поставили бригадиром в   осиротевшей деревне. А через год в августе, едва лишь минуло 18, ушел  защищать родную землю. Это было время, когда разбитый под Москвой, но несломленный еще враг, с кровопролитными для обеих сторон боями, нехотя откатывался на запад.

            Попал новобранец в Горький на 3-х месячные курсы шоферов. Потом был Тамбов, где ждали отправления на фронт. А по-настоящему порох войны  Владимир понюхал десантником-автоматчиком в танковом полку под Орлом. Он оказался в самом разгаре ожесточенных боев, в одном из которых погибло более 50-ти его однополчан. Таким было его боевое крещение.

       Под Гомелем Владимира перевели в разведку. Невыносимо тяжело вспоминать фронтовику это время. Словами не передать, что испытывали люди, ежеминутно глядевшие в глаза смерти. В продрогшем фронтовом лесу, уходя на задание и не зная, вернешься ли – не думал тогда никто о подвиге. Просто была нестерпимо тяжелая работа в непредсказуемых обстоятельствах, в нечеловеческих условиях, и каждому хотелось вернуться домой, и не видеть никогда  этих простреленных бесконечно длинных ночей.

          Из 43 человек полковой разведки, в которой начинал Владимир, в живых осталось только 4. Разве забудешь! И до сих пор жжет душу эта память. И не ворошить бы старое, да куда от него денешься.

         Вспоминает бывший солдат, как однажды их группа была отправлена на разведку дороги и неожиданно напоролась на немцев. И так получилось, что, кроме боя, выхода не было. Растерявшиеся от неожиданности фашисты бросились врассыпную. 24 человека и среди них немецкого генерала доставили разведчики в штаб. За ту операцию получил  Владимир Михайлович орден Славы III степени.

          Но было и другое. И сами попадали в засаду, просто чудом удавалось оставаться живым. Были ранения, но не с одним из них не лежал разведчик в госпитале, санротой все обходилось. Войну закончил на Эльбе. Уставшие, еще не верящие, что этот ад закончился, рвались домой. Но вместо дома попал Владимир на южную границу с Турцией. Заболел малярией и только после этого пришел, наконец, солдат с фронта. Какое это было счастье- вернуться! Живой, руки, ноги на месте, на груди 5 боевых наград…

          … В праздник Победы одевает Владимир Михайлович свои награды, помянет  своих погибших товарищей, вспомнит истерзанную юность, разбередит душу и не знает, куда деться от этой боли…

Материал взят из подшивки газеты «Сельский труженик» за 1992 год.

 

«Вспоминая те годы»

(Эпизоды из военной биографии Н.Е. Крылова)

Начало войны

              Стоял тогда наш артиллерийский противотанковый полк в трех километрах от границы, в Западной Украине. Мы   находились в летних лагерях. Рядом с нами раскинулись и палатки пехоты.

          Наш орудийный расчет 76-миллиметровой противотанковой пушки, которым я командовал, оборудовал свою позицию по   всем правилам Устава. Орудие было замаскировано. Поблизости в кустарнике, находился «транспорт» - 4 лошади.

             Мы накануне получили новую упряжь, и собирались ее, как следует подогнать, в воскресенье, 22 июня. Утром мы увидели, что пехота бежит к границе в полном боевом снаряжении. Командир батареи послал связного узнать, что случилось. И услышали слово: «Война!».

           Мы бросились на склад за старой упряжью, к которой привыкли лошади. Весь боевой расчет занял свои места, и вот ждем команды, что делать дальше. Через некоторое время из лесочка показались 4 танка. Они открыли стрельбу в нашу сторону и через несколько минут скрылись. Так продолжалось до полудня. Наша ответная стрельба была бесполезной из-за большого расстояния. Но тут появился в небе фашистский самолет. Он дал несколько очередей, появились раненные. В этот раз показали свое мастерство наши зенитчики, самолет был сбит.

        Тревожная обстановка в первый день войны закончилась, тем, что примчался на взмыленной лошади ординарец из штаба полка и закричал: «Что вы тут сидите, сматывайтесь быстрее, немец переправился в другом месте и шпарит в наш тыл». Так началось отступление. Лишь в дороге мы поняли, что те четыре  танка – это был отвлекающий маневр противника, чтобы нашу батарею  не перебросили на место его переправы.

        В тот день мы отступили от границы 27 километров взорвав по пути свою нефтебазу. Ведь мы готовились воевать на чужой территории…

Ночная засада

       Шел 1943 год. Мы воевали вновь на Украине, только уже освобождая захваченные прежде противником города и деревни. Бои были трудными. Немцы крепко огрызались, переходя контратаки. Однажды два наших орудия (теперь их уже возили «Студебеккеры» (американские грузовики)) были посланы ночью в засаду на развилку шоссейных дорог.

       По карте нам указали, где поставить орудия и предположительно указали, откуда должны появиться танки противника. Нам привезли пушки, мы заняли свои позиции и стали ждать утра.

       Ход событий командование предугадало правильно. Утром в нашу сторону двинулось четыре танка с черными крестами. Подпустив их поближе, открыли беглый огонь. Загорелся один танк, подбитый нашим орудием, затем второй.

       Увидев такой оборот дела, остальные танки повернули обратно. Немец хотя и был  опасен и грозен, но уже не так нахален, как в 1941 г. Проучен.

        За тот бой меня  наградили орденом Красной Звезды. Получили награды и мои товарищи по расчету.

Шальная мина

        Это случилось в конце 1944 года  в Карпатах. Наш штаб палка разместился в каком-то поместье, в огромном каменном     доме.  Невдалеке расположились и мы, артиллеристы.

       И вот однажды, когда меня послали в штаб, начался минометный обстрел. Мне оставался какой-то десяток метров до дома,   как одна из мин угодила в дерево, как-то там взорвалась и осколки попали мне в голову и лицо.

       Из дома увидели, как я упал на землю, и поспешили на помощь. В санчасти быстро обработали раны и на машине отправили в госпиталь. А он находился в Румынии.

          Полк с боями стал двигаться дальше, а я остался на лечении. Через полтора месяца меня навестил наш старшина. Полк находился уже 120 км от госпиталя, я так обрадовался, что меня не забыли, что тут же стал хлопотать о направлении в часть. Так и не долечившись, уехал со старшиной.

      Два дня, по приказу старшины, помогал на кухне (я понял, что меня хотели немного подкормить). А потом полк стал готовиться к наступлению. И меня снова поставили командиром орудия. Войну закончил в Праге.

        Я никогда не забуду, как встречали советские войска в городах Бухаресте и Праге. У всех жителей были в руках цветы, их бросали нашим танкистам, солдатам в автомашины. А сейчас мы стали захватчиками и оккупантами не только в этих странах, но и даже в Прибалтике. Неужели там народы стали другими?

Материал взят из подшивки газеты «Сельский труженик» за 1992 год.

 

«До сих пор не забывается та фронтовая передовая»

        В начале июля 1941 года Кесовогорский военкомат начал набирать очередную партию призывников. Собрав команду из   200     человек, отправили ее в путь. Среди них был и Анатолий Воробьев, колхозник из деревни Дягилево.

       До Калязина кесовогорские призывники шли пешком. До Ярославля поездом. Здесь была первая сортировка. Отбирали   людей со средним образованием. А так как у Анатолия была только семилетка, то попал он в команду, которую отправили в   Горький, вниз по Волге. На сборном пункте еще одна сортировка, сначала попал в город Балашов Саратовской области, а потом в Казань. В этом городе формировались лыжные батальоны. Анатолия зачислили в роту автоматчиков.

             Месяц учебы пролетел как один день. В декабре 1941 года батальон был переброшен в г. Рыбинск, а оттуда отправлен на Волховский фронт. Высадились лыжники в Малой Вишере. На передовой они сменили часть, стоявшую в обороне.

        Перестрелки тут были обычным делом: ведет огонь артиллерия, бьют минометы, ведут «Охоту» снайперы. Попал однажды под минометный залп и Анатолий. Осколок угодил в голову. Отправили медсанбат и через 10 дней выписали в строй. Свою часть он уже застал на марше. Его, обладавшего недюжинной силой, перевели в разведроту.

       …Возвращаясь из очередного задания, группа разведчиков попала под минометный обстрел врага. На этот раз осколок зацепил Анатолию плечо. И снова медсанбат. Через два месяца лечения его отправили в батальон выздоравливающих, где он пробыл один день. Отсюда его отправили в учебный полк на курсы младших командиров. Не думал и не гадал автоматчик, что ему придется переквалифицироваться в бронебойщика. Но командованию, как говорится виднее.

         В начале 1943 года их часть перебросили в Тихвин, где готовилось наступление по прорыву блокады Ленинграда. Оно началось в первых числах марта. На участке их фронта наступление велось успешно. После мощной артподготовки солдаты бросились в атаку и быстро. Почти без потерь, прорвали первую линию вражеской обороны. Но перед второй линией атака захлебнулась. Повторные попытки ни к чему не привели. Пришлось закрепиться на достигнутом рубеже. Выбрал позицию для своего ПТР и Анатолий.

         Противотанковое ружье было создано для борьбы с танками, о чем говорит его название. Но в тех лесах и болотах, да еще в зимнее время, немцы танки не применяли, негде им было там действовать в глубоких снегах. Поэтому бронебойщик искал для своего орудия другие цели.

        Не давал покоя нашим бойцам вражеский пулемет. Анатолий выследил, откуда стрелял пулеметчик. Выбрал момент и сразил немца наповал. Потом заставил замолчать и вражеский миномет, замаскированный в кустах. Бронебойщик выследил и его. За этот бой его представили к ордену Славы  III степени, который он получил уже после войны, как и медаль «За отвагу».

       Но удачливого бронебойщика тоже подстерегала беда, причем с самой неожиданной стороны. Он обморозил ноги. Подобные случаи происходили, чуть ли не каждую ночь. Ведь под снегом болотная вода, а обсушиться негде. Никаких землянок не было, да их в болоте и не выроешь. Костров не разведешь – немец сразу начинал шпарить по ним из минометов.

          Вместе с другими раненными и обмороженными на станции Пикалево его погрузили в вагон и повезли в госпиталь в Кировскую область. После излечения дали инвалидность третью группу, и в сентябре фронтовик вернулся в родную деревню. В его доме уже жили эвакуированные – не выгонять же их на улицу. Приютила солдата тетка. Так год у нее и прожил. А потом вселился в свой дом.

        В 1944 году женился на землячке. Супруги вырастили четырех детей. В колхозе трудился механизатором, а потом помощником бригадира тракторной бригады.

     Полвека прошло после окончания войны. А Анатолию Васильевичу нет-нет, да и приснится фронтовая передовая, обрубленные от артобстрела ветки деревьев, накрытая воронками мерзлая земля и его друзья-однополчане, спящие при лунном свете на подстилке из лапника.

Материал взят из подшивки газеты «Сельский труженик» за 1994 год.

 

«Ради мирных сегодняшних дней»

         Не сразу был призван Василий Петрович на фронт. До войны он работал бригадиром тракторной бригады в Кесовогорском     МТС. Видимо, нужны были такие люди в тылу, чтобы обеспечивать бойцов Красной Армии продовольствием. Поэтому и в первые     годы войны он продолжал трудиться в МТС.

          Его первая бригада обслуживала колхозы в зоне от  деревни Бубново до деревни Золотково. Было всего 3 трактора ХТЗ.   Тяжело приходилось работать на них. День и ночь тракторы были в поле. Многих мужчин из отряда забрали на фронт. Вместо них пришли женщины. Им особо было трудно.

           На войну пошел В.П. Исаков зимой 1943 года. И в апреле попал на передовую под город Оскол. Воевать Василию Петровичу пришлось в танковых частях, но по своей специальности. В составе технического подразделения занимался он ремонтом машин.

        Передвижная механическая «летучка» следовала за передовыми частями, останавливалась обычно где-нибудь в лесу и вели ремонт машин. Бывало, приходилось выползать на нейтральную зону, чтобы снять запчасти с подбитой техники.

       Не может забыть наш фронтовик Кенигсберг, о чем напоминает медаль «За взятие Кенигсберга». Навсегда запала в память станция Дарница на Украине, где взрывом бомбы его полностью засыпало землей. Чудом остался жив.

         Не покидает память и один курьезный случай, который чуть не стоил жизни Василию и его товарищам. Остановились они как-то на своей передвижной мастерской около большой деревни и смотрят, стоят у крайних домов наши часовые. Решили  проехать в другой конец деревни, что и сделали. Уже смеркалось. Стрельбы не было. Подъехали к одному дому, хотели зайти. Слышат, оттуда доносится немецкая речь. Посмотрели на другой посад, а там вокруг домов немецкие солдаты ходят. Тут-то и поняли, что сами залетели в расположение фашистов. Оказалось, что часть деревни наши не взяли. А немцы в полумраке, видимо, приняли за своих. Стали мы молчком разворачивать свою тяжелую машину и, как нарочно, завалились в канаву. Опять же молчком набрали поблизости кое-каких досок, бревешек, с трудом выехали и ходом на свою сторону. Теперь это смешно вспоминать, а тогда мурашки бегали.

       Много раз везло  нашему герою на войне. Даже в отпуске побывал на родине. И ни разу не был ранен. В день долгожданной Победы находился Василий Петрович всего в 70-ти километрах от Берлина. Но побывать в поверженной столице ему не удалось.

       Только в октябре вернулся Василий Петрович домой. Здесь он еще раз убедился, как нелегко было его землякам  и в тылу. Все они отдавали ради победы.

        Мария Александровна Исакова, его жена, с тяжелыми вздохами вспоминает то время. Сколько сил и здоровья унесли годы непомерно тяжелой работы для фронта.

       Вот уже почти 40 лет прошло после войны  и получая поздравления с мирными праздниками, хочется им  чтобы их дети и внуки не испытали на себе бесчеловечных войн.

Материал взят из подшивки газеты «Сельский труженик» за 1984 год.

 

«Воевал, ходил в разведку...»

(Вспоминает Смирнов П.П. о войне)

    Перед самой войной меня взяли на девяностодневные сборы.  Но домой я так и не вернулся – началась Великая   Отечественная. Бросили нас сразу же на строительство линии обороны. Затем в составе отряда из ста добровольцев   направили на заставу, на помощь пограничникам.

 Я был среди тех, кто первым встретил врага. Как сейчас помню атаку гитлеровцев. У нас был приказ беречь патроны, стрелять только в цель. Встретили мы противника, разбили его, но сами еще не верили, что это война, и радовались своему успеху. Но в девять часов утра с вражеской стороны появились танки, самолеты. Боеприпасы у нас были на исходе. А ведь штыком танк не проткнешь, самолет не достанешь. Получили приказ отступать. Позади остались города Шяуляй, Рига. Так и пришли в Псков. Здесь был сформирован отдельный истребительный батальон и перебросили нас на Ленинградский фронт, на оборону Гатчины. К этому времени батальон наш уже держался из последних сил: устали от боев, отступлений. И вскоре был получен приказ отойти на небольшой отдых. Нас сменили ополченцы, и мы впервые с самого начала войны мылись в бане, отсыпались. А вскоре с морскими пехотинцами стали защищать город Ленинград.

     «Дорогу жизни»  мне пришлось охранять с однополчанами. Под Новый год мы прибыли на этот участок фронта.По льду Ладоги в Ленинград возили продовольствие, а обратно эвакуировали людей. Блокада Ленинграда. Об этом много говорили, писали, снимали кино. Но одно знать по рассказам, а другое видеть своими глазами лица изможденных детей, женщин.

      Враг не оставлял в покое  эту единственную дорогу, связывающую город Ленина с «Большой землей». Ну и наши бойцы стояли насмерть. Всякое бывало. Смотришь, идет грузовик, груженный продуктами и, вдруг, на глазах уходит под лед. Бросаемся все к нему, чтобы спасти хотя бы часть продуктов. Каждый знал, что в Ленинграде погибают от голода люди.

       Летом мне довелось воевать с финнами. Здесь за форсирование реки я получил орден Красной Звезды.

      Очень надоели нашим бойцам финские снайперы, так называемые «кукушки». Весть об одном из них разнеслась по всему участку фронта, насколько меткий был стрелок.

     И вот вызывают несколько бойцов, в том числе и меня, в штаб. Приказывают уничтожить снайпера. Ушли мы ночью. Ждем когда рассветет. А утром вдруг обнаруживаем, что вблизи дерева, где обосновалась «кукушка», замаскирована землянка. Что делать? Приказ выполнять нужно. А враг посылает пулю за пулей в сторону наших позиций. С каждым выстрелом не по себе становится. Невольно думаешь: этот стрелок бьет без промаха. Опять кого-то из товарищей не стало.

     Сидим, не шелохнемся. В обед из землянки вышел капитан, подставил лесенку к дереву, чтобы снайпер слез. Тут мы и убрали этого капитана и прямо в руки приняли снайпера, слезавшего с дерева.

       И каково же было наше удивление, когда приползли в расположение своих. Снайпером оказалась… женщина.

     Заканчивая свой рассказ, ветеран добавил, что в 40-летие Победы собирается поехать в город Ленинград, чтобы побывать в тех местах, где воевал.

Материал взят из подшивки газеты «Сельский труженик» за 1985 год.

 

«Открытая рана»

(Вспоминает Майоров П.П.)

    Командир полка кивнул на Майорова: «Ну-ка быстро: провод в руку и бегом! Найдешь обрыв, соедини, и обратно. Быстро!»

    Связист вылез из траншеи, взял провод в левую руку и побежал. Пули изредка посвистывали вокруг, но он не обращал на них     никакого внимания, бежал так, что ладонь нагрелась от скользящего провода. Приблизительно на полпути к соседнему дивизиону   артиллеристов провод выскользнул из руки. Майоров поднял конец и, не выпуская его, начал искать другой. Прошел немного   вперед, потом влево, вправо, наконец, нашел его, потянул, взял оба конца в руки присел на землю. Провод был перерублен осколком, а у обоих концов металлическая середина скрылась в твердой оплетке. Нужен был нож, чтобы очистить концы, а его у Павла не было. Он ткнул кончики проводов друг в дружку, они скользнули один о другой и тут же разминулись. С досады Майоров взял один конец провода в рот, стал грызть оплетку. Какой-то резиновый вкус был у нее. Павел сплюнул и тут же принялся основательно рвать ее зубами. С трудом размочалил один конец, затем другой, оголил концы, скрутил их крепко и подался обратно.

               Рядом вжикнула пуля, подняв фонтанчик земли. Павел бежал по старым окопам короткими рывками, иногда полз по-пластунски: немцы, видать, уже засекли его, ведь просто так под огнем не будет человек мотаться – и принялись охотиться за ним, стали стрелять по нему чаще и точнее, пули вжикали совсем близко. Павел пробежал несколько метров, упал, и пуля тут же ударилась о какой-то камушек. «Вовремя я упал,- подумал Майоров.- Еще бы один миг – и как раз бы…». Но делать нечего, надо бежать дальше, и Павел скомандовал себе: «Пора!». Подтянул ноги почти к самому подбородку и рванулся вперед. Но не сделал и половины обычной своей перебежки, как что-то резко дернуло его за ворот шинели и дунуло холодком в затылок. Догадался: пуля воротник зацепила. «Метко бьет, наверное, снайпер… Надо затаиться, пусть думает, что убил и отвлечется…» – решил Майоров перехитрить снайпера. Затаился, лежит не шевелясь, притворился мертвым. А сам рассчитывает: «Ну, теперь, он уже, наверное, смотрит в другую сторону, похоронил меня. Пора!». И снова Павел подтягивает ноги, собирается с силами, чтобы сразу, уже с места вскочить, набрать максимальную скорость. Вскакивает и бежит. Бежит, а сам лихорадочно определяет: «Теперь он заметил меня, целится, сейчас выстрелит»... Майоров падает, и тут же рядом в землю впивается пуля. «Ага, не успел гад! -торжествует Павел. – Ну, теперь надо полежать подольше, чтобы он окончательно посчитал меня убитым. Сейчас во все глаза смотрит».

             И снова Майоров лежит, затаился. «Вот повезло.…Все в укрытиях сидят, а я бегаю, как заяц.… Нет, он меня не убьет, я должен жить, - начинает сверлить мозг ставшая обычной здесь его «молитва», - не убьет». А сам думает о немце, который охотиться за ним: «Ну, теперь, наверное, он уже отвлекся,  может уже похвастался о своем метком выстреле. Значит так, пока они там разговаривают, надо сделать еще один рывок…»

            Майоров вскакивает, бежит, и снова определяет: «Целится, целится, сейчас выстрелит…» Снова падает, и тут же с каким-то остервенением впивается в землю пуля.

           Счет потерял Павел тому, сколько раз он вскакивал, сколько раз прикидывался убитым. Чтобы перехитрить снайпера, сколько раз призывал он себе на помощь Бога, но только добрался все-таки и до своих живым и невредимым.

           За время войны подобных эпизодов у Павла Петровича много. Его боевая жизнь прошла в основном на Ленинградском фронте. Морским пехотинцем гнал врага от Кировского завода. Будучи разведчиком, ходил к белофиннам за «языками». И не раз его подстерегала вражеская пуля. Много зависело от смелости и выдержки солдата, смекалки и расторопности. Конечно, никто не застрахован от шальной пули или осколка. Здесь, можно, сказать, судьба. И когда возвратился в  родную деревню с орденами, сидя за столом, поднимал стопку за тех, кто не вернулся. А не вернулось больше половины фронтовиков. И было Майорову не по себе, когда глядел солдатским вдовам в глаза. Как будто виноват, что вернулся живым, что не разу на войне не ранило, будто отсиделся в штабе.

           Вечер опускается над полем, лесом, деревней. Павел Петрович сидит у телевизора и смотрит кинохронику о государственном перевороте, когда в Москву въехали танки своих, советских подразделений. Понятное дело, когда воевать приходилось с немцами, а здесь выходит, брат на брата? Не дай бог такому случится.

           И снова в памяти встает война, смерть, разруха. Нет, это не правда, что Павел Петрович не был ни разу ранен. Осталась одна, никогда не заживающая рана. И ее не вылечат даже лучшие доктора, и всемогущее время.

         Эта рана – война. Прошедшая. И не случившаяся.

 

Материал взят из подшивки газеты «Сельский труженик» за 1991 год.

 

«Познав жизнь сполна»

(Вспоминает Воронов В.Д.)

Воевать Василий начал воевать в 1941 году в зенитной артиллерии, а в 1942-м был тяжело контужен, после которой он частично потерял память.

После контузии  попал в саперы, особый батальон. Минирование, разминирование, заграждения и т.д. В Харьковской области ранило в руку и ногу, шел бой, кругом все рвалось: бомбы, мины, снаряды. После госпиталя направили в артиллерию – наводчиком. А она всегда на переднем крае. Приписаны  были к резерву главного командования, поэтому бросали солдат туда, где намечались прорывы.

Навсегда запомнился солдату Зеленый Гай в Воронежской области.

«23 ноября 1943 года привезли нас на позицию ночью. Прорыв намечался. Враг рвался освободить окруженную Сталинградскую группировку. На рассвете слышим рокот танков. Кругом туман, ничего не видно. Командир с сопки орет: «Васька, бей». А куда бить? А потом на нас и вышли немецкие танки. Как они жахнули по нашей батарее, три расчета долой. Остался один наш, последний. Меня трясет всего, как в лихорадке. Никогда и не думал, что так трясти может от волнения и страха, хотя уже не новичок на фронте.

А командир надрывается: «Бей по ним, Васька, такую… мать». И начали мы палить, только успевай заряжать. Четыре танка подбили. Потом как дали и по нам, колесо у пушки отлетело, щит оторвался и расчет весь уничтожен, а меня даже не ранило. Хотя всю шинель изрешетило. Успел я отползти в сопку. Трое из дивизиона осталось нас тогда в живых, командир, радист, и я…»

 

Материал взят из подшивки газеты «Сельский труженик» за 1990 год

 

«Не заживают душевные раны»

Давно закончилась Великая Отечественная Война. Все меньше остается живых ее участников тех далеких и тяжелых дней. К их числу относится В.И. Фалин.

14 июля 1941 ушел на фронт глава семьи  Иван Фалин, а в 1942 году пошел защищать Родину и его сын 17-летний Виктор. Сначала его зачислили в школу снайперов. После ее окончания молодой солдат был направлен в 68-гвардейский полк 23 гвардейской дивизии. Воевал на Калининских болотах.

- Получили приказ прибыть в штаб дивизии,- рассказывает Виктор Иванович.- Добирались  сначала на катере по Селигеру. Осташков тогда был уже освобожден, потом по узкоколейке.

Трое суток шли пешком. Идем, а на месте деревень лишь указатели, где сказано, сколько человек расстреляно и повешено. Остановились возле деревни Бор. Шел дождь, и мы решили развести костер, чтобы погреться и хоть как-то посушить одежду. Пошли в лес за хворостом, а там в чащобе 12 трупов лежат. До сих пор эта картина стоит у меня в глазах…

Не может забыть Виктор Иванович и бой в деревне Ручьи, где получил серьезное ранение в ногу. Когда несли его раненного  услышал, что из первого взвода осталось четыре, а из второго – шесть человек, остальные – погибли. Позднее он узнал, что нарвались они на власовцев.

После ранения вернулся солдат домой. Мужских рук в колхозе не хватало, и Виктор Иванович брался за любою работу, никаких трудностей не боялся.

…В тот день пахали они с младшим братом. И вот бежит к ним бригадир и кричит: «Победа». От радости бывший солдат даже запрыгал на костылях.

Тяжелый фронтовой путь пошел В.И. Фалин. Никогда не забыть ему тех страшных военных лет, которые вспоминает со слезами на глазах. Не заживают душевные раны, оставленные войной. Да и раненая нога постоянно напоминает о себе. Приученный к работе с детства, не сидит без дела. Плетет корзинки, выпиливает наличники, делает красивые сувениры из соломки, помогает растить внуков.

 

Материал взят из подшивки газеты «Сельский труженик» за 1997 год

 

«Когда встают рассветы…»

       То ли стар стал, то ли нервы на изводе, а только бывают ночи, когда он вскакивает с постели в холодном поту от взрывов и слепящих всполохов ночных ракет, криков «Ура! За Родину, за Сталина!». Но в избе тихо…

        Родом Николай Николаевич Кучин из села Кой Сонковского района. Отец, вернувшись с гражданской войны инвалидом, умер от ран, когда Николаю было три года. И пришлось матери одной поднимать пятерых детей. Коле пришлось проучиться всего три класса, надо было работать, время не шибко сытное, не до учебы.

              …Летом сорок третьего Николая призвали на воинскую службу. После учебной подготовки направили  в стрелковую роту на фронт. Шли к линии фронта двое суток походным маршем.  Шли ночью, а днем отдыхали. К третьей ночи были на позиции, почти вплотную с немецкой линией обороны. Готовясь к утренней атаке, бойцы в которой раз проверяли снаряжение и оружие. Почти никто не спал, хотя ночь была тихая. Даже голоса немцев были слышны за нейтральной полосой…

              За час до рассвета поступила команда готовиться к атаке. Нужно было подползти к немецким траншеям как можно ближе и незаметнее, пройти через проволочные заграждения. И вот наш герой ползет вместе с бойцами, уже ходившими в атаки, а для него это боевое крещение, и кто знает, как оно все получится. Нередко первый бой для солдата становился последним. А умирать зазря не хотелось.

            Думки Николая прервала падающая над головой светящаяся шапка ракеты. «Ну, вот, засветили», - подумал  Кучин, вжимаясь в землю. Рядом  свистнули автоматные пули. Еще при свете ракеты он успел увидеть неподалеку воронку и, как чуть стихло, быстро пополз к спасительному убежищу. Там уже были двое из наших солдат. До немцев рукой подать, поэтому сидели, не шелохнувшись и не разговаривая, ожидая сигнала  к атаке.

           Темнота стала отступать. И не сумел рассвет выйти на полную силу, как эта команда последовала. «В атаку!..»

           Атака была неожиданной, и это во многом определило ее успех. Фашисты, почти не отстреливаясь, выскакивали из траншеи и, если их не настигали наши пули, пытались бежать. Кое-где завязались рукопашные схватки. Но практически уже было ясно, что первая линия обороны немцев стала обреченной. Но зато вторая оказалось более подготовленной, и взять ее было не просто. И теперь наши бойцы не бежали, как прежде, а делали короткие перебежки от воронки к воронке. Бугры, канавы – все, что могло служить каким-то прикрытием, солдаты использовали при наступлении. А немцы подключили к своей обороне минометы. Взрывы следовали спереди и сзади, слева и справа, и порой казалось, что подняться от земли невозможно. Но поднимались и шли вперед. При очередной перебежке Николай услышал, как звякнула висевшая сбоку саперная лопатка. В секундной передышке он успел посмотреть на вмятину лопатки. Осколок рикошетом прошил скатку шинели. Лопатка уберегла от ранения. Но радоваться было рано. Когда снова все дружно поднялись в атаку, фашистская пуля пробила ладонь левой руки. Товарищи на ходу перетянули кисть солдатским брючным ремнем.

         Когда с большими потерями наши все-таки взяли вторую линию  и погнали немцев дальше, командир отделения приказал Кучину добираться до санчасти. Там сняли жгут  с онемевшей руки и перевязали. А после боя вместе с другими ранеными Николая отправили в госпиталь.

       После выписки из госпиталя Кучина направили в учебную снайперскую роту. После трехмесячной учебы весной сорок четвертого он вновь оказался на фронте. Воевал в Белоруссии и Западной Украине. Затем в Прибалтике и на Дальнем Востоке, хотя там, в боях не участвовал.

         Возвратился домой  в начале сорок шестого…

        …На дворе весна. И как бы там ни было, а в День Победы Николай Николаевич надет свой пиджак с наградами. И среди них орден Отечественной войны первой степени, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией», «За победу над Японией».

         Война… Поди, сколько воды утекло с тех пор, казалось бы стереться, исчезнуть ей из памяти, а нет… Многое можно забыть, изгнать из воспоминаний, но это…

Материал взят из подшивки газеты «Сельский труженик» за 1991 год

 

 

 

 

Это интересно: